Учреждение, подведомственное
Департаменту культуры города Москвы
Зрительница Анна:
«Двенадцатая ночь» Шекспира - потрясающе чудесная комедия по всем Аристотелевским канонам. Она светлая и добрая, она заставляет сочувствовать, она подражает действительности, потому что мы все из-за своих чувств может оказаться в столь курьезной ситуации, она наполнена перипетиями и узнаваниями, в ней дышат народно-площадные мотивы в образах шута, сэра Тоби и его товарища сэра Эндрю. Двенадцатая ночь после Рождества - ночь, заканчивающая веселье, и Шекспир, этот гений человечества, не дал название комедии, сказав, что это "что угодно" и пусть зрители сами дадут название. Так вот, я примерю на себя роль зрителя театра 17 века и скажу, что это комедия не "что угодно", а то, что великолепные актеры Ведогонь-театр, режиссёры, сценаристы и все причастные превратили в феерию, в сумасшествие, фантасмагорию, подарили нам, зрителям, радостное время - понятие, суть которого в полной мере была раскрыта на балаганах и карнавалах средневековья и от части перекочевавшее в Ренессанс. Да, это были, без спору, потрясающие три часа, которые крепко отпечатались в моей памяти и душе.
Спектакль потрясающе необычный. Смешно - в самом лучше смысле этого слова, от веселья и счастливого удовольствия! - становится ровно с того момента, как зритель попадает в зал. На сцене происходит какое-то безумие: ящики, актеры ходят переговариваются, кто-то что-то делает, человека играет на гитаре... Неужто уже действие началось? Да, дорогой зритель, тебя поглощает этот спектакль с первых секунд, ты попадаешь в самый эпицентр, ты видишь, как закипает сама комедия, ты наблюдаешь ее зародишь, и вот сейчас из этого будет развивать нечто глобальное, вселенское, не поддающееся никакому логичному объяснению. То есть зритель видит саму подготовку к спектаклю, занавеса нет, и поди разбери, так все и задумано или это на самом деле части репетиции? А где-то сбоку стоит еще режиссер этого балагана-граф Орсино с книгой Шекспира. И думаешь: неужели застал момент трогательной последней минуты перед началом, когда актеры еще как бы являются самим собой, но уже - герои Шекспира. А потом режиссер, который в руках с Шекспиром, объявляет о начале.
Такой вот ход, то есть показывать не только действие, но и то, что за ним, как бы режиссер вмешивается в происходящее на сцене, советуются с героями, словно все, что мы видим - процесс создания комедии, делает спектакль живым. Сам зритель - участник, его ничто не отделяет от комедии. И сами актеры иногда уже и не то, что написал Шекспир, а герои, выходящие за рамки спектакля. Это становится живым концертом, представляем, карнавалом на народной площади! Но об этом чуть позже.
Стоит сказать, что спектакль во многом может показаться спорным. Да, многое переиначено, но! Все это приобрело глубоко личный характер тех актеров и причастных к созданию этого праздника безумства. Это стало авторским творением Ведогонь театра, который сделал пьесу близкой к зрителю, привлек к зрителя к происходящему, сломал ту стену, разделяющую сцену и зал. Нет никаких рамок. Весь мир становится этой комедией, и мы - ее часть. Все очень гармонично составлено, современные шутки вписаны в характер героев, и это превращается в бесконечно подходящей для любого времени спектакль. Это ощущение совершенно необычайно, оно трогательно: спектакль - нечто родное, это детище театра, куда оно вложили любовь, и, конечно, любовь вложена в каждый спектакль, но здесь чувствовалось другое. Это - создание, которое родилось от смелого союза театра и тем великим произведением, которое обеспечило себе бессмертие. И этот симбиоз бессмертного и даже несколько интимного подхода конкретных актеров и всех остальные - очень трогательно. Пожалуй, именно так я объясняю те моменты, которые мы в книге не найдем. Такое - только на сцене.
Вход в действие комедии на секунду превращается все происходящее как будто в заставку фильма. Актеры, еще не ставшие своими героями, поворачиваются к экрану на сцене, на котором - Яндекс и в поисковой строке запрос найти место действия спектакля. И так нас как через телепорт забрасывают в Иллирию, а режиссер, он же играющий роль графа, на ящике пишет это название, уже самих актеров включая в происходящее. Как будто бы сама жизнь, а не спектакль, как будто собрались все друзья и близкие разыграть Шекспира.
Что ж, а теперь хотелось бы поговорить о частностях. Аристотель писал, что на сцене должен быть подражание действительности. И да, так и было. Здесь хочу упомянуть момент, когда изображался шторм. Персонажи взяли на себя роль не только шекспировских героев, но и настоящих моряков, потерпевших крушение, и это самое подражание было бесподобным. Тут идеально было все: звук, игра света, сами актёры, который так красочно изображали качавшихся на борту тонущего корабля людей. И в этом моменте тоже все происходящее вышло за сцену. Сначала Себастьян выполняет какие-то невероятные трюки на ящике, а потом его подхватывают другие герои, раскачивают и вот-вот выкинут в зал. Это "вот-вот" как раз и случается, и Себастьян буквально отказывается за пределами сцены, падает с нее и вообще выходит из тех дверей, в которые входят зрители. То есть героя буквально оказывается выброшен к нам, это неожиданно, но это веселит.
Кстати, отдельного внимания заслуживают декорации сцены. На ней - промежуточное состояние незавершённости: еще одними героями становятся ящики, на которых написано "декорации" и так далее, они постоянно перемещаются, из них выскакивают персонажи или что похуже( вполне себе спокойно может выскочить колонна, и стояла бы она себе смирно, если бы не сэр Эндрю, из-за своего бахвальства чуть не обрушивший ее на себя). И, естественно, иногда персонажей туда могу засовывать, вольно или невольно. Так, интересно обыгран момент с самозаточением Оливии. Она все время оказывается в ящике, ее в этом ящике вывозят на сцену, то есть это своего рода футляр, куда она себя запихнула.
Абсолютной бесподобностью отличаются сцены с великолепной троицей, то есть сэром Эндрю, сэром Тоби и лучшим из лучших - шутом! Шуты в принципе персонажи, достойные особого внимания. Они ломают рамки официального и адекватного, они выражают особую правду, понятную только им и людям из народа и противостоящую тем, кто власть имеет. В спектакле функции шута сильно расширены. Он - тот, кто чаще всего взаимодействует с аудиторией, покидает комедию и становится тем, кто выходят к публике для прямого и живого контакта. Поэтому шут и умнее всех. Шут заводит атмосферу между сэром Тоби и Эндрю. Оба - гедонисты, беззаботные пьяницы, живущие в свое удовольствие. Как по мне, у с. Тоби это выражается в том, что он бегает в халате. Если в комедии Шекспира их можно назвать почти что ничтожествами, что здесь оба сэра приобретают более красочный характер, дерзость Тоби и придурковатость Эндрю выкручены максимально. Сэр Тоби в карман за словом не лезет, у него весьма изворотливый ум, он всегда готов вступить в словесную перепалку, и делать это на протяжении спектакля экспрессивно. От сэра Тоби не ожидаешь каких-то особо активных действий после прочтения самой книги, но на сцене он настолько же активный и сложно предугадываемый в действиях, как и в словах. Оба друга стоят друг друга, поэтому речь сэра Эндрю тоже полна абсурдно-смешных, хвастовских фраз. Однако этот герой скорее готов будет "слинять" при виде того, что сейчас за своим слова им обоим придётся отхватить. Тут стоит отметить пластику движений Эндрю. Так как над Эндрю иногда издевается и сам Тоби, то этого герой часто оказывается в положении того, кто падает, а потому зритель наблюдает длительно разнообразные виды падения: кувырки на все лады. Падения эти - отдельная прелесть персонажа, которая передаёт всю его суть: рисует из себя он рыцаря и ровно такого о себе мнения, а на деле... Комизм этого персонажа явственнее виден на сцене, чем даже в книге.
Ну и вообще это троица - моя любимая компания за спектакль. Забавен момент их попыток все время выпить. Откуда только ни не достают бутылку! Это все весьма затейливо с их стороны и смешно для зрителя. Однако есть героиня, которая их всех может заставить трепетать. Это femme fatale Мэри. В спектакле это прямо-таки роковая женщина А чего только стоит ее горячий танец, когда вся сцена залита красным светом, и это превращается в настоящее торжество этой героини, потому что она - само великолепие. Весьма броский и подчеркнуто пышный( точнее, подчеркивающий пышноту фигуры героини, как бы показывая льющую через край энергию Мэри и ее силу, которая она активно использует) костюм горничной, лакированный каблуки - все это превращает Мэри в большинстве случаев в хозяйку поражения, особенно, когда она оказывается вместе с этой великолепной троицей. Она запросто находит у них бутылки и терроризирует их тем, что вечно их отбирает. Здесь часто встречаются шутки на грани, и, чтобы их озвучивать без недосказанностей, ограничивает, пожалуй, только этикет, однако они умело вписаны в картину, и вовсе не выглядят пошлыми. Наоборот в эпоху Ренессанса, к которой иногда приходится отсылаться, ещё оставались актуальны некоторые карнавально-площадные мотивы, их же можно найти у Шекспира. Поэтому смелость вставления таких шуток, лично как по мне, наоборот с особенно красочностью передает атмосферу балагана, когда упоминание подобных вещей в шутках означала вещь далеко не пошлую, а обозначающее материально-телесное начала, а это - возрождение, сила, начало жизни, которой живет народ, вечное обновление и незаконченный процесс становления. Меня это искренне забавляло и даже казалось правильным.
Герой, который оказался предметом розыгрыша троицы и Мэри, тоже бесподобен. Мальволию стал прямо-таки boss security. Он предстает перед нами в строгом костюме, действия его резки и точны. Персонаж, мимо которого, кажется, лишний раз не пролетит муха, если ему скажут, чтоб она не пролетала. Он настолько серьёзный, не обладающий хитро-изворотливым мышлением и поэтому до очевидности прямолинеен в действиях, доводящих зрителей до безудержного смеха.
Потрясающий момент, когда он вылезает из ящика в розовой пижаме и пушистых тапочках, и даже в таком виде он остаётся собой - серьезным охранником графини. Для такой личности такой образ кажется не подходящим по характеру, однако именно у таких прямолинейных героев всегда присутствует что-то, что полностью переворачивает их образ. Так, любимейшим моментом стал тот, когда Мальволио читал подброшенное письмо. Три придумщика, Тоби, Эндрю и шут, которые следят за шуткой, тоже бесподобны. Они нацепили на себя венки( тут в одной фразе тоже весьма точно передается характер Эндрю, который, получив венок, жалуется: "хочу этот!". Даже для шута это было слишком). Они нацепили эти венка как будто лавровые - венки победителей на таких комичных персонажей смотрятся колоритно( стоит признать, все шути на самом деле победители над жизнью, и этот не исключение) - и стояли как античные статуи или, еще лучше, как музы. Пока Мальволио, которые читает сложные и поэтичные предложения, непонятные для его тупо-прямолинейного сознания, читает письмо, эта "античные статуи" сыпят шутками и возмущаются, точнее, возмущаются все, кроме шута, который тихонько наблюдает и ловко шутит. А фраза, мол, он кайфует с этой прикормки, сказанная шутом, лично меня очень рассмешила. Это сильно приближает зрителя к спектаклю. Герои, созданные несколько веков назад, вдруг говорят нашим языком! Кстати, вид Мальволио - просто прекрасен! Он был с оголённым торсом и с гирей, он занимался спортом, то есть как бы прокачивая свой "скилл" охранника. Это был момент словно закадровой момент жизни героя, каков он вне костюма, и это забавно. А потом Эндрю выливает на него воду из его бутылки, а Мальволио ничего и не понял. Пуленепробиваемый персонаж.
А теперь бы хотелось выразить отдельное восхищение тому, что происходило в антракте. Во-первых, в само действие опять врывается как бы режиссер, в самый разгар безумства(подкрепляется ощущение того, что мы, зрители, от части тоже создатели этой комедии, потому что ощущение процесса незавершённости и процесса становления спектакля потрясающе), объявляет антракт и вместе с героями, трубя в трубу и тоже становясь участником действия, уходит за кулисы. После этого есть коротенький перерыв. Занавес так и не опускается. Фактически действие и не обрывается, то есть все это - одна непрерывающаяся весёлая жизнь длиною в три часа. Появляется шут, который одновременно и персонаж Шекспира, и межпространственный герой. И он поет песни. Современные и нам хорошо всем знакомые. Это становится похоже на те самые вечера на Арбате, когда выступают уличные музыканты. Здесь даже разыгрываться элемент, когда мы можем "Ведьмаку заплатить чеканной монетой". А перед началом действия в принципе очень ловкий и даже сатирический момент. Герой-режиссер с тем, кто участвовал в этом музыкальном представлении( бесподобно и бесценно, когда актеры выходят в зал и взаимодействуют со зрителями, это объединяет нас всех, делает причастным к одному общему делу - служению театральному искусству), ведет короткий диалог про инфляцию и прячет полученный "гонорар" в карман. Такая вот издевка над взятками так мило и забавно выглядит, так в то же время по-доброму и как будто по-семейному, показанная для узкого круга нас, зрителей, и тех, кто на сцене. Мы заглянули за ту грань, проведенную между представлением и реальной жизнью, которая происходит там, за кулисами, только окрашенная в иронические краски над самой действительностью, которая по ходу сюжета просто уничтожается.
Еще потрясающе показаны взаимоотношения Антонио и капитана. Что может лучше выразить динамику отношений лучше, чем танцы? В общем-то, эти их сумасшедшие танцевальные номера выглядят потрясающе. Это как волнующееся моря, что подстать капитану Антонию и его спутнику Себастьяну. Что еще делать преданным друзьям, один из которых спас другому жизнь?
Что ж, момент, который вызвал у меня неудержимый смех - это недодуэль Цезарио и сэра Эндрю. Во-первых, то, как их обводят вокруг пальца шут и сэр Тоби, запугивая обоих, один из моих любимых моментов, так это все на сцене умножается на нелепостью вида героев и обстановкой. Наверное, в жизни бы их полу-трусливые помахивания шпагами и ложное представление о том, что противник - сущий дьявол ( спасибо придумщикам шуту и Тоби, что они так зарекомендовали Эндрю и Цезарио друг перед другом?) выглядели бы именно так. А ещё это все под музыку из, если не ошибаюсь, Мортал Комбат, что в принципе является тоже своего рода подражанием: в этой игре - жесточайшие схватки, а тут - подобие этого, максимально неловкое и неповоротливое, хотя оба дуэлянта ждали то еще кровопролитие.
Думаю, абсолютный восторг пол конец комедии всё-таки завоевал Мальволио в желтых подвязках. Большой и запугивающий охранник, весьма эротично одетый( ну или даже раздетый. Почти раздетый) и прямо обращающейся к публике, при это в весьма похотливой позе, - невероятно. Сущность охранника остается в нем даже в кожаных шортах. Но какого охранника!
А конец комедии был очень добрым. Из шекспировского сюжета это перетекло в нечто объединяющее общество всех неравнодушных к Ведогонь-театру и всех, кто создал этот спектакль. Все персонажи начали петь заключительную песню шута, а потом на фоне появилось изображение театра, и все стало по-домашнему мило.
В заключении хотелось бы сказать, что комедия, я бы сказала, многопланова, то есть сцена разделяется как бы на передний и задний фон. Пока что-то происходит спереди( пусть ссора, драка разговор, шутки), сзади тоже может происходить какое-то безумство, и оно тоже важное для сюжета. Во всех частях сцены что-то происходит. Спектакль насыщен бесконечными абсурдными действиями, выходящими за грань обычного восприятия жизни, одно действие тут же сменяется другим. Потому, возможно, это несколько сложно анализировать, ведь тут нет( и это только в хорошем смысле!) логики, она нарушается, нарушаются и всякие барьеры жизни и сцены, а то, где логика сломана под напором весёлого балагана, сложно подвергать критическому осмыслению, ведь суть в другом - просто наслаждаться каждой секундой, смеяться, веселиться, забывать о бытовой и серьёзной реальности, которая этим спектаклем отменяется.
Я также обратила внимание на одну вещь. Песни отдельно поют только два персонажа - Оливия и шут( я тут не считаю заключительный эпизод, когда персонажи начали выходить из своих ролей). Стоит полагать, это эквивалентно тому, как в книге персонажи бы говорили стихами, а это - дар божественного слова, данное избранным. Получается, в спектакле этим правом обладают высшая по положению Оливия и низший по положению шут, и шут тут приравнивается к тем избранным и становится чуть ли не выше всех, потому что музыкальный тон зачастую задает именно он.
Я поражена. Я в полном восторге. Этот спектакль - обновление, отдых от привычных будней, разрядка и возрождающий самые лучшие порывы души смех. Редко случается, что, выйдя из театра, тут же хочется зайти снова и пережить эти три часа. Я благодарна моему любимому Ведогонь-театру за принесенное счастье и напоминание о том, что жизнь все-таки штука веселая и полная забавных курьёзов.
«Двенадцатая ночь» Шекспира - потрясающе чудесная комедия по всем Аристотелевским канонам. Она светлая и добрая, она заставляет сочувствовать, она подражает действительности, потому что мы все из-за своих чувств может оказаться в столь курьезной ситуации, она наполнена перипетиями и узнаваниями, в ней дышат народно-площадные мотивы в образах шута, сэра Тоби и его товарища сэра Эндрю. Двенадцатая ночь после Рождества - ночь, заканчивающая веселье, и Шекспир, этот гений человечества, не дал название комедии, сказав, что это "что угодно" и пусть зрители сами дадут название. Так вот, я примерю на себя роль зрителя театра 17 века и скажу, что это комедия не "что угодно", а то, что великолепные актеры Ведогонь-театр, режиссёры, сценаристы и все причастные превратили в феерию, в сумасшествие, фантасмагорию, подарили нам, зрителям, радостное время - понятие, суть которого в полной мере была раскрыта на балаганах и карнавалах средневековья и от части перекочевавшее в Ренессанс. Да, это были, без спору, потрясающие три часа, которые крепко отпечатались в моей памяти и душе.
Спектакль потрясающе необычный. Смешно - в самом лучше смысле этого слова, от веселья и счастливого удовольствия! - становится ровно с того момента, как зритель попадает в зал. На сцене происходит какое-то безумие: ящики, актеры ходят переговариваются, кто-то что-то делает, человека играет на гитаре... Неужто уже действие началось? Да, дорогой зритель, тебя поглощает этот спектакль с первых секунд, ты попадаешь в самый эпицентр, ты видишь, как закипает сама комедия, ты наблюдаешь ее зародишь, и вот сейчас из этого будет развивать нечто глобальное, вселенское, не поддающееся никакому логичному объяснению. То есть зритель видит саму подготовку к спектаклю, занавеса нет, и поди разбери, так все и задумано или это на самом деле части репетиции? А где-то сбоку стоит еще режиссер этого балагана-граф Орсино с книгой Шекспира. И думаешь: неужели застал момент трогательной последней минуты перед началом, когда актеры еще как бы являются самим собой, но уже - герои Шекспира. А потом режиссер, который в руках с Шекспиром, объявляет о начале.
Такой вот ход, то есть показывать не только действие, но и то, что за ним, как бы режиссер вмешивается в происходящее на сцене, советуются с героями, словно все, что мы видим - процесс создания комедии, делает спектакль живым. Сам зритель - участник, его ничто не отделяет от комедии. И сами актеры иногда уже и не то, что написал Шекспир, а герои, выходящие за рамки спектакля. Это становится живым концертом, представляем, карнавалом на народной площади! Но об этом чуть позже.
Стоит сказать, что спектакль во многом может показаться спорным. Да, многое переиначено, но! Все это приобрело глубоко личный характер тех актеров и причастных к созданию этого праздника безумства. Это стало авторским творением Ведогонь театра, который сделал пьесу близкой к зрителю, привлек к зрителя к происходящему, сломал ту стену, разделяющую сцену и зал. Нет никаких рамок. Весь мир становится этой комедией, и мы - ее часть. Все очень гармонично составлено, современные шутки вписаны в характер героев, и это превращается в бесконечно подходящей для любого времени спектакль. Это ощущение совершенно необычайно, оно трогательно: спектакль - нечто родное, это детище театра, куда оно вложили любовь, и, конечно, любовь вложена в каждый спектакль, но здесь чувствовалось другое. Это - создание, которое родилось от смелого союза театра и тем великим произведением, которое обеспечило себе бессмертие. И этот симбиоз бессмертного и даже несколько интимного подхода конкретных актеров и всех остальные - очень трогательно. Пожалуй, именно так я объясняю те моменты, которые мы в книге не найдем. Такое - только на сцене.
Вход в действие комедии на секунду превращается все происходящее как будто в заставку фильма. Актеры, еще не ставшие своими героями, поворачиваются к экрану на сцене, на котором - Яндекс и в поисковой строке запрос найти место действия спектакля. И так нас как через телепорт забрасывают в Иллирию, а режиссер, он же играющий роль графа, на ящике пишет это название, уже самих актеров включая в происходящее. Как будто бы сама жизнь, а не спектакль, как будто собрались все друзья и близкие разыграть Шекспира.
Что ж, а теперь хотелось бы поговорить о частностях. Аристотель писал, что на сцене должен быть подражание действительности. И да, так и было. Здесь хочу упомянуть момент, когда изображался шторм. Персонажи взяли на себя роль не только шекспировских героев, но и настоящих моряков, потерпевших крушение, и это самое подражание было бесподобным. Тут идеально было все: звук, игра света, сами актёры, который так красочно изображали качавшихся на борту тонущего корабля людей. И в этом моменте тоже все происходящее вышло за сцену. Сначала Себастьян выполняет какие-то невероятные трюки на ящике, а потом его подхватывают другие герои, раскачивают и вот-вот выкинут в зал. Это "вот-вот" как раз и случается, и Себастьян буквально отказывается за пределами сцены, падает с нее и вообще выходит из тех дверей, в которые входят зрители. То есть героя буквально оказывается выброшен к нам, это неожиданно, но это веселит.
Кстати, отдельного внимания заслуживают декорации сцены. На ней - промежуточное состояние незавершённости: еще одними героями становятся ящики, на которых написано "декорации" и так далее, они постоянно перемещаются, из них выскакивают персонажи или что похуже( вполне себе спокойно может выскочить колонна, и стояла бы она себе смирно, если бы не сэр Эндрю, из-за своего бахвальства чуть не обрушивший ее на себя). И, естественно, иногда персонажей туда могу засовывать, вольно или невольно. Так, интересно обыгран момент с самозаточением Оливии. Она все время оказывается в ящике, ее в этом ящике вывозят на сцену, то есть это своего рода футляр, куда она себя запихнула.
Абсолютной бесподобностью отличаются сцены с великолепной троицей, то есть сэром Эндрю, сэром Тоби и лучшим из лучших - шутом! Шуты в принципе персонажи, достойные особого внимания. Они ломают рамки официального и адекватного, они выражают особую правду, понятную только им и людям из народа и противостоящую тем, кто власть имеет. В спектакле функции шута сильно расширены. Он - тот, кто чаще всего взаимодействует с аудиторией, покидает комедию и становится тем, кто выходят к публике для прямого и живого контакта. Поэтому шут и умнее всех. Шут заводит атмосферу между сэром Тоби и Эндрю. Оба - гедонисты, беззаботные пьяницы, живущие в свое удовольствие. Как по мне, у с. Тоби это выражается в том, что он бегает в халате. Если в комедии Шекспира их можно назвать почти что ничтожествами, что здесь оба сэра приобретают более красочный характер, дерзость Тоби и придурковатость Эндрю выкручены максимально. Сэр Тоби в карман за словом не лезет, у него весьма изворотливый ум, он всегда готов вступить в словесную перепалку, и делать это на протяжении спектакля экспрессивно. От сэра Тоби не ожидаешь каких-то особо активных действий после прочтения самой книги, но на сцене он настолько же активный и сложно предугадываемый в действиях, как и в словах. Оба друга стоят друг друга, поэтому речь сэра Эндрю тоже полна абсурдно-смешных, хвастовских фраз. Однако этот герой скорее готов будет "слинять" при виде того, что сейчас за своим слова им обоим придётся отхватить. Тут стоит отметить пластику движений Эндрю. Так как над Эндрю иногда издевается и сам Тоби, то этого герой часто оказывается в положении того, кто падает, а потому зритель наблюдает длительно разнообразные виды падения: кувырки на все лады. Падения эти - отдельная прелесть персонажа, которая передаёт всю его суть: рисует из себя он рыцаря и ровно такого о себе мнения, а на деле... Комизм этого персонажа явственнее виден на сцене, чем даже в книге.
Ну и вообще это троица - моя любимая компания за спектакль. Забавен момент их попыток все время выпить. Откуда только ни не достают бутылку! Это все весьма затейливо с их стороны и смешно для зрителя. Однако есть героиня, которая их всех может заставить трепетать. Это femme fatale Мэри. В спектакле это прямо-таки роковая женщина А чего только стоит ее горячий танец, когда вся сцена залита красным светом, и это превращается в настоящее торжество этой героини, потому что она - само великолепие. Весьма броский и подчеркнуто пышный( точнее, подчеркивающий пышноту фигуры героини, как бы показывая льющую через край энергию Мэри и ее силу, которая она активно использует) костюм горничной, лакированный каблуки - все это превращает Мэри в большинстве случаев в хозяйку поражения, особенно, когда она оказывается вместе с этой великолепной троицей. Она запросто находит у них бутылки и терроризирует их тем, что вечно их отбирает. Здесь часто встречаются шутки на грани, и, чтобы их озвучивать без недосказанностей, ограничивает, пожалуй, только этикет, однако они умело вписаны в картину, и вовсе не выглядят пошлыми. Наоборот в эпоху Ренессанса, к которой иногда приходится отсылаться, ещё оставались актуальны некоторые карнавально-площадные мотивы, их же можно найти у Шекспира. Поэтому смелость вставления таких шуток, лично как по мне, наоборот с особенно красочностью передает атмосферу балагана, когда упоминание подобных вещей в шутках означала вещь далеко не пошлую, а обозначающее материально-телесное начала, а это - возрождение, сила, начало жизни, которой живет народ, вечное обновление и незаконченный процесс становления. Меня это искренне забавляло и даже казалось правильным.
Герой, который оказался предметом розыгрыша троицы и Мэри, тоже бесподобен. Мальволию стал прямо-таки boss security. Он предстает перед нами в строгом костюме, действия его резки и точны. Персонаж, мимо которого, кажется, лишний раз не пролетит муха, если ему скажут, чтоб она не пролетала. Он настолько серьёзный, не обладающий хитро-изворотливым мышлением и поэтому до очевидности прямолинеен в действиях, доводящих зрителей до безудержного смеха.
Потрясающий момент, когда он вылезает из ящика в розовой пижаме и пушистых тапочках, и даже в таком виде он остаётся собой - серьезным охранником графини. Для такой личности такой образ кажется не подходящим по характеру, однако именно у таких прямолинейных героев всегда присутствует что-то, что полностью переворачивает их образ. Так, любимейшим моментом стал тот, когда Мальволио читал подброшенное письмо. Три придумщика, Тоби, Эндрю и шут, которые следят за шуткой, тоже бесподобны. Они нацепили на себя венки( тут в одной фразе тоже весьма точно передается характер Эндрю, который, получив венок, жалуется: "хочу этот!". Даже для шута это было слишком). Они нацепили эти венка как будто лавровые - венки победителей на таких комичных персонажей смотрятся колоритно( стоит признать, все шути на самом деле победители над жизнью, и этот не исключение) - и стояли как античные статуи или, еще лучше, как музы. Пока Мальволио, которые читает сложные и поэтичные предложения, непонятные для его тупо-прямолинейного сознания, читает письмо, эта "античные статуи" сыпят шутками и возмущаются, точнее, возмущаются все, кроме шута, который тихонько наблюдает и ловко шутит. А фраза, мол, он кайфует с этой прикормки, сказанная шутом, лично меня очень рассмешила. Это сильно приближает зрителя к спектаклю. Герои, созданные несколько веков назад, вдруг говорят нашим языком! Кстати, вид Мальволио - просто прекрасен! Он был с оголённым торсом и с гирей, он занимался спортом, то есть как бы прокачивая свой "скилл" охранника. Это был момент словно закадровой момент жизни героя, каков он вне костюма, и это забавно. А потом Эндрю выливает на него воду из его бутылки, а Мальволио ничего и не понял. Пуленепробиваемый персонаж.
А теперь бы хотелось выразить отдельное восхищение тому, что происходило в антракте. Во-первых, в само действие опять врывается как бы режиссер, в самый разгар безумства(подкрепляется ощущение того, что мы, зрители, от части тоже создатели этой комедии, потому что ощущение процесса незавершённости и процесса становления спектакля потрясающе), объявляет антракт и вместе с героями, трубя в трубу и тоже становясь участником действия, уходит за кулисы. После этого есть коротенький перерыв. Занавес так и не опускается. Фактически действие и не обрывается, то есть все это - одна непрерывающаяся весёлая жизнь длиною в три часа. Появляется шут, который одновременно и персонаж Шекспира, и межпространственный герой. И он поет песни. Современные и нам хорошо всем знакомые. Это становится похоже на те самые вечера на Арбате, когда выступают уличные музыканты. Здесь даже разыгрываться элемент, когда мы можем "Ведьмаку заплатить чеканной монетой". А перед началом действия в принципе очень ловкий и даже сатирический момент. Герой-режиссер с тем, кто участвовал в этом музыкальном представлении( бесподобно и бесценно, когда актеры выходят в зал и взаимодействуют со зрителями, это объединяет нас всех, делает причастным к одному общему делу - служению театральному искусству), ведет короткий диалог про инфляцию и прячет полученный "гонорар" в карман. Такая вот издевка над взятками так мило и забавно выглядит, так в то же время по-доброму и как будто по-семейному, показанная для узкого круга нас, зрителей, и тех, кто на сцене. Мы заглянули за ту грань, проведенную между представлением и реальной жизнью, которая происходит там, за кулисами, только окрашенная в иронические краски над самой действительностью, которая по ходу сюжета просто уничтожается.
Еще потрясающе показаны взаимоотношения Антонио и капитана. Что может лучше выразить динамику отношений лучше, чем танцы? В общем-то, эти их сумасшедшие танцевальные номера выглядят потрясающе. Это как волнующееся моря, что подстать капитану Антонию и его спутнику Себастьяну. Что еще делать преданным друзьям, один из которых спас другому жизнь?
Что ж, момент, который вызвал у меня неудержимый смех - это недодуэль Цезарио и сэра Эндрю. Во-первых, то, как их обводят вокруг пальца шут и сэр Тоби, запугивая обоих, один из моих любимых моментов, так это все на сцене умножается на нелепостью вида героев и обстановкой. Наверное, в жизни бы их полу-трусливые помахивания шпагами и ложное представление о том, что противник - сущий дьявол ( спасибо придумщикам шуту и Тоби, что они так зарекомендовали Эндрю и Цезарио друг перед другом?) выглядели бы именно так. А ещё это все под музыку из, если не ошибаюсь, Мортал Комбат, что в принципе является тоже своего рода подражанием: в этой игре - жесточайшие схватки, а тут - подобие этого, максимально неловкое и неповоротливое, хотя оба дуэлянта ждали то еще кровопролитие.
Думаю, абсолютный восторг пол конец комедии всё-таки завоевал Мальволио в желтых подвязках. Большой и запугивающий охранник, весьма эротично одетый( ну или даже раздетый. Почти раздетый) и прямо обращающейся к публике, при это в весьма похотливой позе, - невероятно. Сущность охранника остается в нем даже в кожаных шортах. Но какого охранника!
А конец комедии был очень добрым. Из шекспировского сюжета это перетекло в нечто объединяющее общество всех неравнодушных к Ведогонь-театру и всех, кто создал этот спектакль. Все персонажи начали петь заключительную песню шута, а потом на фоне появилось изображение театра, и все стало по-домашнему мило.
В заключении хотелось бы сказать, что комедия, я бы сказала, многопланова, то есть сцена разделяется как бы на передний и задний фон. Пока что-то происходит спереди( пусть ссора, драка разговор, шутки), сзади тоже может происходить какое-то безумство, и оно тоже важное для сюжета. Во всех частях сцены что-то происходит. Спектакль насыщен бесконечными абсурдными действиями, выходящими за грань обычного восприятия жизни, одно действие тут же сменяется другим. Потому, возможно, это несколько сложно анализировать, ведь тут нет( и это только в хорошем смысле!) логики, она нарушается, нарушаются и всякие барьеры жизни и сцены, а то, где логика сломана под напором весёлого балагана, сложно подвергать критическому осмыслению, ведь суть в другом - просто наслаждаться каждой секундой, смеяться, веселиться, забывать о бытовой и серьёзной реальности, которая этим спектаклем отменяется.
Я также обратила внимание на одну вещь. Песни отдельно поют только два персонажа - Оливия и шут( я тут не считаю заключительный эпизод, когда персонажи начали выходить из своих ролей). Стоит полагать, это эквивалентно тому, как в книге персонажи бы говорили стихами, а это - дар божественного слова, данное избранным. Получается, в спектакле этим правом обладают высшая по положению Оливия и низший по положению шут, и шут тут приравнивается к тем избранным и становится чуть ли не выше всех, потому что музыкальный тон зачастую задает именно он.
Я поражена. Я в полном восторге. Этот спектакль - обновление, отдых от привычных будней, разрядка и возрождающий самые лучшие порывы души смех. Редко случается, что, выйдя из театра, тут же хочется зайти снова и пережить эти три часа. Я благодарна моему любимому Ведогонь-театру за принесенное счастье и напоминание о том, что жизнь все-таки штука веселая и полная забавных курьёзов.
